Ситуация, развернувшаяся вокруг передачи Исаакиевского собора Русской Православной Церкви, символична, как символичен и сам храм. За расшифровкой скрытых смыслов, редакция обратилась к Георгию Вилинбахову, заместителю директора Эрмитажа, историку и государственному герольдмейстеру России. Главный гербовед страны не только рассказал о значении Исаакия как храма и музея, но и порассуждал о чувствах верующих, роли физики в общественных процессах и том, что как и кому стоит возвращать и кто этот процесс должен возглавить.
Особый статус
У Петербурга был статус столицы империи, поэтому многие здания, памятники и соборы выполняли особую функцию, связанную с идеей, величием и славой российской государственности. Это сказывалось на том, кому принадлежали храмы и что в них происходило. Наряду с обычными храмами, которые имели свои приходы и выполняли функции религиозных центров, были и иные. Тот же Петропавловский собор — прежде всего, место, где расположены усыпальницы российских императоров. Позже была пристроена так называемая Княжеская усыпальница — памятник военных побед: на стенах висели захваченные шведские и турецкие знамена, что не принято в православных храмах. Особая функция была у Казанского собора — храм-памятник Отечественной войне 1812 года. Перед ним стоят два памятника — Барклай Де Толли и Кутузову, внутри — могила Кутузова и трофейные знамена. Это тоже вещь беспрецедентная. Подобные храмы и их принадлежность — интересная и плохо изученная тема.
Был особый статус и у Исаакиевского собора, который в определенной степени служил символом российской государственности, памятником петровскому времени и самому Петру. Не случайно расположение храма по одной оси с Медным всадником. Это определенное символическое значение. Службы там, конечно, проводились, но они были связаны с государственными церемониями, которые происходили около собора. Исаакиевский собор в то время не принадлежал ни Синоду, ни Митрополии — за него отвечало Министерство внутренних дел и другие гражданские ведомства. Вот поэтому принятие решений о передачи Исаакиевского собора Русской Православной Церкви вызвало такую неоднозначную реакцию: он воспринимался жителями Петербурга как символический центр нашего города. И не понятна судьба музея. Очень важный момент: те, кто рад передаче, говорят о соборе не как о музее, а о сохранении его функции туристического центра, то есть рассматривают его как туристический объект. Это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Туристический объект — это уже из сферы шоу и массовой культуры, совершенно особая вещь.
Закрытый диалог
Такой вопрос должен рассматриваться внимательно и аккуратно, только в ходе дискуссий. Я понимаю, если бы Исаакиевский собор стоял в пренебрежении, заброшенный. Но он в прекрасном состоянии, в соборе проходят службы. Если я не ошибаюсь, только за прошлый год прошло более 600 служб. За что тогда идет борьба? Расширить количество служб? Это процесс переговоров. Директор музея Николай Буров — человек, готовый к поиску компромисса. Но на переговоры не идут — просто принимаются решения.
И занимается очень воинственная позиция по отношению к тем, кто призывает вести какие-либо переговоры. Послушайте депутатов. У меня даже не поворачивается язык повторить совершенно бесстыдные слова, в которых говорится о людях, предлагающих обсудить вопрос, а не торопиться с принятием решений. Будучи верующим, я не понимаю, почему этот разговор идет в такой тональности.
Подписывают письмо ректоров петербуржских вузов… Нельзя вести дискуссии, когда уже ставятся ярлыки на тех, кто имеет другое мнение. Напомню, в письме говорится, что решение «воспрепятствует так называемым оппозиционерам и политиканам, а, по сути, провокаторам, которые используют вопрос об Исаакиевском соборе как повод нагнетания напряженности в обществе и сеяния религиозной розни». Это Михаил Борисович Пиотровский — провокатор и нагнетает что-то? Это те деятели культуры и искусства, которые говорят, давайте обсуждать этот вопрос? Это Даниил Александрович Гранин? Они хоть понимают, о ком они пишут?
Я знаю некоторых ректоров, чьи фамилии упомянуты, и с трудом представляю, что они видели этот текст и могли подписаться под таким текстом. Но, если все подписанты знали, что они подписывают, — это страшно. Потому что, через запятую, можно назвать людей, которые имеют другое мнение, врагами народа и требовать их расстрела, как это было в нашей стране.
Недоумение, а может быть, возмущение, вызывает то, что это люди уже достаточно солидного возраста. Если не все, то большинство из них были комсомольцами, коммунистами, на партийных занятиях клеймили церковь и церковников как мракобесов, говорили, что «религия — это опиум для народа». Что в жизни каждого из них произошло, что они стали такими защитниками религии? И ходили ли они в церковь тогда, когда это было не принято? Эти вопросы невольно возникают.
Когда уже нагнетается враждебность по отношению к какой-то группе людей, когда на них вешают ярлыки, вместо того, чтобы вести переговоры, уже становится страшно. И, мне кажется, что ситуация с Исаакиевским собором, выявила много проблем в обществе: нет желания разговаривать, нет желания обсуждать, стараются найти максимально короткий, как считается, правильный путь. Но этот «правильный путь» далеко не всегда бывает правильным.
Назад в будущее
Нам всем указывают на наличие закона о передаче собственности церкви. Здесь есть несколько лукавых вещей. Почему-то постоянно забывается Конституция. Она закрепляет, что у нас церковь отделена от государства, и гарантирует всем равные права — без выделения людей какой-то одной конфессии. Все время говорится, что музей в Исаакиевском соборе ущемляет права верующих. Но, если собор переходит Церкви, будут ущемляться права просто граждан. Одно дело, когда Исаакиевский собор находится в общественном пользовании, другое — его передача самой главной в нашей стране, исторически традиционной, но все же одной из конфессий и, следовательно, выделение ее.
Есть еще одна вещь, очень тонкая и деликатная. Те, кто требуют передачи собора, забывают об эффекте лавины — она начинается с камешков. Мы говорим о том, что после революции было изъято у Церкви. Но изымали не только у Церкви. А если появятся графы Шуваловы или Шереметьевы и другие и спросят, почему им не возвращают имущество, которое тоже было конфисковано, почему не учитываются потери, которые понесли их семьи. Почему об этих вещах не думают? Дальше могут появиться собственники национализированных произведений искусства, и встанет во всей полноте вопрос о коллекциях Морозова, Щукина…
Мы открываем очень опасную тему таким агрессивным способом. Агрессия, как правило, вызывает ответную агрессию: сила действия равна силе противодействия — закон физики. Возникает вопрос, кто, собственно, нагнетает ситуацию? Куда мы так торопимся, куда так боимся опоздать, что нужно делать все скорей и скорей? В нашей стране есть замечательные примеры нормального использования памятников, в том числе, церковных. Храм Василия Блаженного в Москве так и называется «храм-памятник». Почему не использовать этот опыт? Пусть Исаакиевский собор будет храмом-памятником.
В Петербурге, который считается городом-музеем, о котором любят говорить как о культурной столице, сам факт упразднения музеев, мне кажется, должен вызывать беспокойство, а не рьяную защиту того, что делают. На территории Петербурга и в окрестностях есть масса заброшенных соборов, либо соборов, где склады и прочее. Я понимаю передачу таких соборов. Чего не хватает здесь, что нужно уничтожать музей?
Необязательный экземпляр
Меня, конечно, несколько удивляет, что еще в 2015 году, когда был вопрос у РПЦ по поводу Исаакиевского собора, губернатор отказал. И это казалось естественным и правильным. Что произошло за год-полтора, что перед Новым годом резко принимается решение о передаче, — я не знаю. Но это настораживает. Беспокоят какие-то действия в области культуры, в которых не видно нормального объяснения и которые могут привести к очень серьезным последствиям. Например, объединение нашей Публичной библиотеки с московской Ленинкой. Я не понимаю, для чего это нужно. Мне объясняли экономисты, что это оптимизация. У них сейчас любимое слово — оптимизация, которое созвучно слову ликвидация. Будет не две дирекции, а одна, один поток движения денежных средств. А если библиотека перестанет быть юридическим лицом, что тогда будет с обязательными экземплярами, которые приходят из издательств, — будет приходить один экземпляр? Кто-то будет решать, куда это отправить — в Петербург или Москву? Или попрежнему будут приходить два? Это первое. Второе — появятся одинаковые экземпляры изданий, когда все оказывается в составе одной библиотеки. Тогда не надо строить новых хранилищ, нужно просто сводить все к одному экземпляру. А дальше что— объединение Русского музея и Третьяковской галереи? Объединение Эрмитажа и Музея Пушкина?
Профосмотр
У нас был положительный пример, когда услышали мнение профессионалов. Еще при министре Сердюкове в военном ведомстве было решение об объединении музеев: упразднить как самостоятельные Артиллерийский и Военно-морской музеи в Петербурге и Центральный музей вооруженных сил в Москве, объединив в один музей. Аргументы были те же: одна дирекция, одна бухгалтерия, понятен поток движения бюджета. Но представители музейного сообщества встречались с руководством Министерства обороны и высказали аргументы, обеспокоенность за музейные фонды. Коллеги из министерства нас услышали, и тема больше не возникала. Самое страшное, когда решения могут приниматься просто распоряжением, без обсуждения с профессионалами — чиновники не могут знать всего. И в ситуации с Исаакиевским собором беспокоит то, что не хотят услышать профессионалов.
Вот список тех, кто подписал письмо ректоров: заместитель начальника Военной академии связи им. С.М. Буденного — возможно, он большой специалист в своем деле, но что он понимает в музеях, музейных фондах и так далее. А он подписывается под этим обзыванием людей. И и.о. ректора Педиатрического университета… Где педиатрия, простите, а где музейное дело? Почему мы, музейщики, не подписываем письмо в отношении того, что надо реорганизовать что-то в нашей педиатрии. Если мы прочитаем этот список, мы увидим весь набор подписавшихся — какое они имеют отношение к Исаакиевскому собору? Или все эти ректоры станут прихожанами собора? Может быть, они составят двадцатку из ректоров, подписавших это письмо, — пикантно, наверное.
Дарья Евсеева, «Утpo Пeтepбуpгa»
