Гегель открыл миру глаза на то, что развитие происходит по спирали. Как говорил великий немец, история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса. Вопрос о том, с каким периодом в прошлом нашей страны перекликается день сегодняшний, мы обратились ко Льву Лурье. В ответ потомственный историк, краевед, писатель и журналист поделился возможными вариантами развития событий и рассказал, почему Северной столице не стоит стесняться своей медлительности.
Нынешняя эпоха — какие этапы истории России она вам напоминает?
Сегодняшнее время рифмуется с 1983-1986 годами: неподъемный для страны военный бюджет, отсутствие идеологии, падение цен на нефть…
Развитие событий может быть таким же, как тогда?
Я бы хотел, чтобы развитие событий было таким же — мирным и симпатичным.
Каков же не симпатичный альтернативный вариант?
Альтернативный — переворот или бунт.
Это реально, полагаете?
На данном этапе — нет, а вот через пару лет — вполне.
Что нужно сделать правительству, чтобы прийти к более мягкому варианту?
У нас нет правительства. Есть президент Российской Федерации и его окружение. Они должны найти в сложившихся условиях компромисс — если не с обществом, то с каким-то либеральным крылом собственного истеблишмента. Но время уходит.
Как вы оцениваете недавнее появление Национальной гвардии, название которой явно отсылает к какой-то другой эпохе и контрастирует с современным капиталистическим укладом жизни?
Само название не имеет никакого значение. Да и мы ведем не капиталистический образ жизни, а феодальный. Ничего ни радующего, ни рокового я в этом событии не вижу: это лишь переименование одних институций в другие институции.
Петербург был и имперским, и пролетарским городом. Последние годы его нередко называют культурной столицей. Чем действительно он является, на ваш взгляд?
Наш город никогда не был чисто пролетарским, он был, скорее, инженерно-техническим, военно-морским. И культурной столицей России он не был с 1914 года. Петербург реально — самый вольнолюбивый, самый западный, самый спокойный, самый симпатичный город Российской Федерации.
Если раньше основными сегментами развития города были наука и промышленность, то что пришло на их место теперь?
Мне кажется, у нас хорошо развит малый и средний бизнес. В основном, это сфера услуг, но и производство тоже — пищевая промышленность. Кроме того, благодаря оборонному заказу, живет и Адмиралтейский завод (Адмиралтейские верфи. — Прим. ред.), и Ижорский завод, и Балтийский завод. Я не вижу в петербургской экономике сейчас каких-то острых кризисных явлений.
Но и ярко выраженных локомотивов тоже нет, кажется?
Так и не надо никаких локомотивов — это какая-то легенда! Посмотрите на улицу Рубинштейна: там открыто 35 питейных предприятий, и они все забиты людьми каждый вечер.
Как современную петербургскую культуру оцениваете?
В культурной сфере у нас тоже традиционно все неплохо. Все, что связано с андеграундом, — у нас хорошо. Хуже обстоят дела с кинопроизводством и с драматическим театром, нежели в Москве.
В плане театра мы в чем-то проигрываем, но Малый драматический театр — все-таки театр Европы. Так что сказать, что проигрываем полностью невозможно. Того, что у нас есть, нам достаточно. Москва традиционно, еще с дореволюционных времен, — более театральный город. МХАТ и Театр Вахтангова, и «Современник» все-таки возникли в столице. Что здесь скажешь?! Как норвежцы всегда будут выигрывать в лыжных гонках, так и Москва будет сильна в театре.
Но с галереями, с художниками, с малыми театрами, с Эрмитажем, с Русским музеем — здесь мы вполне на европейском уровне.
Но, как раз рассуждая про галереи, многие художники говорят, что в Петербурге нет арт-рынка…
Ну, а нам-то что вообще — есть ли в Петербурге арт-рынок, или нет?! Арт-рынок международный: Владимир Шинкарев или, например, Ольга Тобрелутс не страдают от отсутствия покупателей.
А если вернуться к кинематографу: Год кино, который объявлен в 2016-м, поможет Петербургу поднять эту отрасль?
Не думаю. Чем искусство меньше зависит от государства в петербургском случае, тем оно успешнее. У нас главные писатели — это Хармс, Довлатов и Бродский. Они от государства не получали ничего и никогда. В этом суть их успеха. А главный наш артист — это Сергей Шнуров, который не может быть показан по телевизору. Мы не зависим от казны, то есть от Мединского.
Что вас сейчас, как историка, как краеведа, особенно беспокоит?
Да меня, честно говоря, ничего особенно не беспокоит. Я вообще исторический оптимист — мне довольно уютно. А радует меня как раз то, что я живу в очень хорошем городе, очень живом, прекрасном тем, что здесь низкая производительность труда. И здесь всегда, с одной стороны, можно заработать на хлеб, с другой — есть время выпивать, читать книги и думать.
То есть вы в низкой производительности труда никакой проблемы не видите?
Нет, я ей радуюсь. В Италии очень низкая производительность труда по сравнению со Швецией. Или в Грузии производительность труда ниже, чем в Норвегии. Мне Грузия нравится больше, чем Норвегия.
Почему же тогда нам говорит, что нужно повышать производительность труда?
Мы как-нибудь сами для себя решим. Мы другим берем!
И чем?
У нас подводная часть айсберга больше, поэтому, когда петербуржец едет в Москву, он неизбежно успешен. Он просто больше знает, больше думал, у него много ненужных знаний. Петербург — это факультет ненужных вещей. А Москва — это конвейерная линия.
Сейчас третьей столицей называют Сочи…
Не вижу никакого признака третьей столицы в этом городе. Сочи — это Лас-Вегас. Третья столица — это Екатеринбург. За счет энергии города.
А Петербургу нужна дополнительная энергия?
Конечно, никому не помешает дополнительная энергия, но и с этой энергией можно жить.
«Утpo Пeтepбуpгa»