Благодаря Юрию Молодковцу, не только по штатному расписанию, а по сути, художнику-фотографу Эрмитажа, мы видим не только парадную жизнь, но и закулисье музея. Юрий рассказал, как приходят гениальные идеи, чьи работы он мечтает видеть в родном музее и как отсутствием цвета украсить кадр.
Проекты, которые являются вашими визитными карточками, связаны с Эрмитажем и часто это черно-белые фотографии. Почему?
Несколько последних лет я занимаюсь направлением арт-фотография. Это отчасти наше музейное ноу-хау. Фотография, по сути, — вспомогательный инструмент: съемка экспонатов, реставрационных процессов и прочее. Мы работаем на прошлое время, и это очень важно. Но сегодняшние процессы, происходящие в музее, должны быть осмысленны не только на уровне фотохроники, но и художественно.
Считаю, как фотограф я сформировался именно в Эрмитаже, в этом мощном и глубоком пространстве. Именно благодаря бесконечным съемкам музейных экспонатов, я научился глубине восприятия искусства и стал сам «сочинять» глубокие истории, наполненные слоями смыслов и искренностью. В этом сила искусства в музее и классического искусства в целом. Почему есть банальное слово «классика»? Потому что она дает возможность получать свежие ощущения, в разном возрасте возвращаясь к ней. Ведь мы живем не для того, чтобы доложить на какой-то пирушке, что по новой прочитали «Идиота» Достоевского. Это, конечно, звучит как «Ох, какой молодец!», но не в том смысл, а в свежих впечатлениях. Думаю, нам всегда не хватает искренности и свежести.
Попав в Эрмитаж случайно, я очень скоро понял, что музей — не просто уникальное пространство, это самое лучшее место на земле. Мой теперь уже знаменитый проект «Новый Эрмитаж» — черно-белая серия снимков итальянской скульптуры, завернутой в полиэтилен, — возник случайно: я шел на Николаевскую лестницу, чтобы сфотографировать ее для юбилейного буклета, а там уже возвели леса и начали реставрацию потолков. Нормальный фотограф должен был развернуться и доложить по инстанциям, что съемка невозможна по причине строительных работ на запрошенном объекте, говоря канцелярским языком. А я увидел, что эти скульптуры божественно красивы, принес оборудование, стал их высвечивать, работать с двумя материалами — вечным мрамором и «сиюминутным» полиэтиленом. Получилась уникальная серия: скульптуры недолго жили в полиэтилене, а эта выставка — больше 15 лет.
Осмысление музея художественно продолжилось. Лет десять назад мне пришла в голову идея проекта «Уединение. Эрмитаж ночью»: как выглядят залы без людей и без света, когда шедевры остаются наедине друг с другом. Я специально снимал это на черно-белую пленку, со штатива, снимал чуть ли ни девять месяцев. Это уникальный проект, потому что увидеть это вживую невозможно. Если вы придете в музей ночью, то, во-первых, вам включат свет, чтоб вы не ударились лбом об экспонаты, вас будут сопровождать, вы не почувствуете состояние уединения — его можно увидеть только глазами фотографа, который его уловил. Мне удалось запечатлеть уединение шедевра с шедеврами, когда гениальные достижения культуры человечества остаются наедине с собой в лунном свете или отблесках города. Я знаю, что с ними происходит что-то важное в этом интимном пространстве — они отдыхают от всего внимания, которым пресыщены.
И до сих пор я иногда встречаю людей, которые помнят тот проект. Это очень серьезная похвала: мы живем в избыточном фотографическом мире, только редкие изображения попадают и остаются в нас. Художественное осмысление музея продолжается. И я точно знаю, что аудитории это нужно: я веду эрмитажный инстаграм и вижу, что художественные кадры всегда набирают лайков в несколько раз больше, чем просто информационный снимок.
Сейчас я потихоньку снимаю серию «Солнце в музее». Многие музейные пространства строятся как некие универсальные, стерильные площадки, и это хорошо. Но Эрмитаж уникален тем, что он создавался и для показа искусства, и как дом императорской семьи. Огромное наслаждение наблюдать, как солнечный свет заглядывает в музей, наполняя прекрасные залы. Мне кажется, это лучший свет, который только можно придумать для картины или скульптуры. В конце концов, эта серия выльется в выставочный проект, интернет-проект или издание.
Черно-белый формат дает дополнительную выразительность?
Фотография пришла в мир именно черно-белой. Если бы господа Ньепс или Дагер придумали сразу же цветную фотографию, то, поверьте, до черно-белой мы, может быть, и не доехали бы. Но она пришла черно-белой и сформировала соответствующую культуру восприятия. Потом появился цвет, благодаря Прокудин-Горскому и еще некоторым гениям, и стал доминировать, ведь цветопередача для нас просто привычна.
Сегодня есть две культуры — цветной и черно-белой фотографии. Каждая имеет право быть и должна быть. Не вижу никакого смысла в заявлениях: «Я черно-белый фотограф» или «Я снимаю только на цвет». Не надо себя ограничивать.
Черно-белый кадр делать или нет, осмысляется мною в процессе или до съемки. Когда я вижу картинку, как человек с «безукоризненной» визуальной культурой, могу сказать, черно-белая ли это фотография или изображение, представленное в черно-белом виде, но не являющееся черно-белым по сути. Или мне будут показывать бесконечные цветные кадры, а я буду понимать, что цвет там не работает: присутствует, но не является выразительным средством.
Если ты сделал что-то в ч/б, тебя будут судить по законам черно-белого времени. А дальше или твой талант оправдает тебя, или ты будешь никому неинтересен. Теперь даже ругать не надо — просто тебя не заметят и все: зовешь людей, а к тебе не приходят, вывешиваешь фотографию в соцсетях, а ее лайкают только мама и бабушка и любимая девушка, и то не долго. А у другого фотография прорывает любое пространство: совершенно незнакомые люди ее лайкают и репостят — человек обрастает аудиторией, не потому что снимает только черно-белую фотографию, а потому что несет эстетическое наслаждение людям, потому что правильно используют инструменты, которые дает фотография. А таковых немного — фотоаппарат и свет.
Раньше, если издательство выпустило твою книгу, это значило, что ты прошел какой-то фильтр, если твой сборник стихов издали, ты — если не гений, то хотя бы не графоман. Это подразумевалось в сознании нас, нормальных советских людей. А сейчас любые заявления о чем бы то ни было являются только заявлениями. Нужно прочитать хотя бы четыре строчки, чтобы делать какие-то выводы, увидеть хотя бы одну фотографию. Мы все подаем надежды в любом возрасте. И до гробовой доски можем подавать надежды — никто этого не запрещает. Но восхищаться можно только каким-то результатом.
С выбором между «цифрой» и пленкой такая же история, что с цветом?
Все это относится к инструментарию. Когда у меня возникает какая-то идея, я думаю, чем и как буду снимать. Некоторые идеи, честно признаюсь, во мне живут, прокручиваются, годами, причем они реально потрясающие: если бы я рассказал, все бы ахнули. А если бы добавил, что она пришла ко мне 15 лет назад и я все еще «кручу» ее, то мне бы сказали: «Ты дурак — надо сразу это и делать, пока другие не сделали». Но я кручу не потому, что дурак, — я пытаюсь «докрутить» эту идею: чувствую, что это еще не снять, не хватает чего-то, может быть эфемерного, но очень важного. И ты должен безукоризненно владеть своими инструментами, должен уметь на них легко играть. Если не умеешь играть на скрипке, скрипка Страдивари не поможет — ты запорешь концерт: зал встанет и выйдет. Только мама останется, и будет аплодировать со словами: «Сынок, это тупые, недобрые люди».
Все эти бесчисленные заявления молодых фотографов: «Я снимаю на пленку», вызывают улыбку: они подразумевают, что ты гений, но это не так. Смысла нет на пузо вешать «Лейку»: это не признак того, что ты делаешь офигенные фотографии, — это признак того, что у тебя есть «Лейка» и ты состоятельный человек. До появления цифровой фотографии все снимали на пленку, но были и гениальные люди, и посредственные, и просто тупые люди, к фотографии никакого отношения не имеющие. Так что все это придумки.
Вы преподаете. Много сейчас способных ребят?
Талантливая молодежь есть всегда и везде. В силу моей низкой культуры отказа, я когда-то согласился преподавать в Университете технологии и дизайна и там веду курс уже много лет, читаю короткие курсы в Университете культуры и в школе дизайна «Арфутура», на фотофакультете, в академии «Фотографика». Времени у меня катастрофически мало, но все, что я знаю про фотографию, могу рассказать часа за два. Мечтаю написать книжку «25 уроков фотографии», где был бы осмыслен весь визуальный опыт человечества, всей культуры, а потом очень коротко и ясно изложен с точки зрения фотографа. Это, условно говоря, 25 манифестов об искусстве фотографии. Преподавание — это некая маленькая обязанность перед Родиной и человечеством в целом делиться опытом. Тем более, что я могу сложить крупицы знаний в единую картину мира.
И в фотографии важно не быть учеником одного мастера. Надо ходить на выставки, на мастер-классы, на лекции, в музеи, в театры, в кино, читать и пить хорошее вино. Надо найти свой стиль, свой почерк. Я очень часто говорю на мастер-классах, что в фотографии очень важно найти свою тему, где ты будешь первооткрывателем — первым, кто рассказал эту историю. На самом деле, какие-то уникальные, глубинные темы и люди находятся прямо под твоим носом — это твоя семья. Никто про твою семью никогда не делал и не сделает настоящую фотоисторию. А ты можешь, потому что ты знаешь своих героев, а они тебя любят и тебе доверяют. Никто не делал фотоисторию про твой подъезд, про твой двор, про твоих соседей. Оглянись, протяни руку — все рядом.
Курсы учат техникам, навыкам, а видению можно научить?
Видению за занятие не научишь, и за год не научишь. Это постоянное самообразование. Визуальная культура формируется из хорошего кино, бесконечных походов в музеи, пролистывания и чтения уникальных книг и альбомов, ежедневного потребления изобразительного искусства — надо насматривать. И, возможно, через много-много лет ты начнешь все делать на другом уровне — это будет живым и естественным, как дыхание. Нажимая на кнопку, легко находить безупречные композиционные решения. Фотографическая культура — это умение кадрировать, выбирать в хаосе пространства Красоту и Гармонию, как бы это пафосно ни звучало. Фотография изначально заявлена как слепок действительности — она должна быть искренней. Но, если ты видишь не фотографию, а как человек старался, «потел», это ужасно: любая искусственность, сочиненность, надуманность противопаказана фотографии. Печально, что эта глупость, пошлость и некрасивость еще и безостановочно тиражируется.
На чьих работах стоит развивать умение видеть и вкус?
Это может быть гигантский список! Листайте фотоальбомы Себастьяна Сальгадо, Картье Брессона, Йозефа Куделки, Сергея Максимишина, книжка которого еще горячая вот-вот выскочит из типографии. Любуйтесь и наслаждайтесь черно-белым Петербургом Бориса Смелова.
Сейчас мы живем в мире, когда фотографии не подконтрольны никаким художественным институциям, потому что фотографией занимается почти каждый человек на белом свете и у каждого есть шанс сделать шедевр. Интернет нам ежедневно доказывает, что все время появляются изображения, от которых ахаешь и ухаешь. Можно бежать в библиотеку, а можно открыть интернет, выйти на правильные ресурсы и посмотреть огромное количество замечательных изображений. Можно прийти на правильную выставку и посмотреть прекрасные изображения на стенах. Сейчас в Эрмитаже идет выставка Стива МакКарри. К нему по-разному относятся: кто-то его превозносит, кто-то считает, что он гений только одной фотографии — портрета прекрасной афганской девушки. Но то, что он замечательный фотограф, — факт, и посмотреть эту выставку доставляет огромное удовольствие.
Хотелось бы видеть в Эрмитаже больше фотовыставок?
Конечно, и это набирает обороты. Я с радостью узнал, что в следующем году будет выставка Себастьяна Сальгадо. Счастлив, что, благодаря удивительному человеку Николаю Гордееву и моим усилиям, в прошлом году в коллекцию Эрмитажа были подарены 20 работ Бориса Смелова. Это его лучшие работы, напечатанные им при жизни, и я считаю большим достижением, что именно Эрмитаж их хранит. Конечно, как главный музей страны Эрмитаж должен показывать первый ряд и золотой фонд искусства фотографии, но он может показывать и то, что творится сейчас. Свежесть в фотографии очень важна. Те же Ирвинг Пенн, Роберт Мепелторп, Денис Хоппер двигали фотографию: каждый из них сделал прорыв, но нужны и «прорывные» фотографы нашего времени. Еще мне не хватает выставок, которые бы объединяли мастеров прошлого и то, как реализовываются эти темы сейчас уже другими фотографами.
Почему тот же Русский музей не использовал опыт вашего тандема с Эрмитажем?
Я не думаю, что это надо копировать. Может быть, там такие процессы идут, просто еще нет результатов. Там работает потрясающий фотограф Дима Горячев, которого я знаю и люблю. Русский музей проводит фотобиеннале. Уже третий, по-моему, прошел. Это очень важный процесс. Они придумали свою систему сбора работ: делают массовые рассылки, огромное количество людей отправляет фотографии, они выбирают, потом делают выставки и каталог.
Случайная рассылка по городам и весям может дать ослепительный результат: нет такого постановления министерства культуры, которое запрещало бы талантам и гениям рождаться в каких-либо городах. Я вот знаю, что в городе Самара живет уникальный фотограф Елена Елеева, которая делает фантастические снимки. Они есть у меня в коллекции. И такое везде существует, я предполагаю, должно быть. Но мы с вами не знаем, потому что не можем проконтролировать всю фотографическую
«поляну» даже в Петербурге.
Чьими еще фотографиями вы восторгаетесь?
Например, Александр Черногривов, он тоже есть в моей коллекции, я надеюсь, будет его выставка в моем только что открывшемся личном пространстве «Жил и работал». Игорь Брякилев, который занимается пинхол-фотографией. Петр Лебедев и Маша Снегиревская, продолжающие традиции Смелова. Мне любопытно, что делают в Инстаграме — Никита Мурзин и Настя Коптева. С Ксенией Диодоровой, совместно с благотворительным фондом «Точка опоры», мы сейчас заканчиваем проект #вдох_вдох про спортсменов-инвалидов. Талантливых людей пруд пруди и работы для них много.
«Утpo Пeтepбуpгa»