Читать или смотреть Шекспира, это каждый сам для себя решает. Но нельзя не согласиться с тем, что он не только театральный, но и литературный классик. О трудностях перевода, «пиратских» копиях и шекспировском вопросе мы поговорили с Татьяной Боборыкиной, литературоведом, искусствоведом и переводчиком английской поэзии, специалистом в области английской и русской литературы
Вы редактор изданий и переводчик английской поэзии, доводилось ли вам перекладывать на русский Шекспира?
Я немного переводила из поэзии предшественников Шекспира и поэтов позднего английского Ренессанса, а вот самого Шекспира не довелось — я имею в виду публикации.
Сейчас в петербургских театрах используют разные перевода его пьес, не обязательно канонические, как вы считаете, почему?
Это сложный вопрос, я не могу отвечать за тех, кто обращается к новейшим переводам, какие именно причины их к этому побудили. Иногда, возможно, для того, чтобы с помощью обновленной осовремененной лексики «приблизить» к нам Шекспира, сделать его более понятным, доступным. Иногда, думаю, это желание внести коррективы, которые могут представляться важными постановщику в связи с его концепцией, с теми акцентами, которые он собирается расставить. Но тут есть и еще один момент. Дело в том, что мы иногда можем заметить и в самих шекспировских текстах в оригинале некоторые разночтения — использования разных отдельных слов в разных изданиях. Это связано с тем, что некоторые пьесы не были изначально записаны, при этом издатели «пиратски» стенографировали их или записывали со слов актеров. В дальнейшем некоторые разночтения так и кочевали от издания к изданию.
Развивается ли направление литературного поэтического перевода в России: можно ли сейчас перевести тексты Шекспира иначе, чем Маршак или Пастернак — достовернее, что ли, ближе к оригиналу? Или канонические варианты идеальны?
Я лично ничего не имею против переводов Маршака, Пастернака, Лозинского и многих других, ставших давно «каноническими». Другое дело, что в принципе, любой перевод — это своего рода интерпретация. Скажем, в большинстве случаев, у Шекспира каламбуры более грубые, откровенные, чем в наших классических переводах, из которых не очень видно, что это та «драма», которая, как сказал Пушкин, «родилась на площади и составляла увеселение народное». И тонкость игры слов, и глубину метафор, и блистательное остроумие не всегда возможно с точностью передать в переводе. Поэтому, как Мандельштам выучил итальянский, чтобы в подлиннике прочитать Данте, так стоит поступить и поклонникам Шекспира — читать его в подлиннике.
Вы занимались театральным проектом My name is Will по сонетам Шекспира — не могли бы вы вкратце рассказать, что это за проект?
Это был курс по Шекспиру, завершившийся спектаклем по оригинальному сценарию. Спектакль в основном был посвящен циклу сонетов и назывался строчкой из 136 сонета, собственно содержащее имя Шекспира — Will — сокращенное от William — и, кроме того, означающее «Желание». Вот спектакль был об этом — любовь самого Шекспира и тайна их посвящения таинственному мистеру W.H.
Кстати, Оскар Уайльд, большой знаток и поклонник Шекспира, в своей повести «Портрет мистера W.H.», своего рода эскизу к «Портрету Дориана Грея», выдвигая различные теории, проговаривает и остроумною идею, что W. Н. — это William Himself, то есть — сам Уильям Шекспир. Добавлю уж к слову, что и роман Уайльда воспроизводит основную идею сонетов — сохранить в искусстве молодость и красоту:
«Уж если медь, гранит, земля и море
Не устоят, когда придет им срок,
Как может уцелеть, со смертью споря,
Краса твоя — беспомощный цветок?»
(сонет 65)
Традиционных постановок Шекспира — единицы, а интерпретаций — огромное количество: героев переносят в различные эпохи, изменяют целые сюжетные линии. Почему режиссеры постоянно возвращаются к теме Шекспира, но стараются наполнить его текст своим содержанием?
Вы знаете, эти все постановки, где все перевернуто «с ног на голову» плохи в том случае, если и мысль Шекспира искажается, и от оригинала остается только название. Можно очень многое изменить, но сохранить главное и передать глубину произведения. Можно вообще даже полностью отойти от «буквы», но при этом предельно близко передать «дух». Я, в частности, имею в виду балет Джона Ноймайера «Сон в летнюю ночь» по одноименной комедии Шекспира. Там, естественно, нет ни слова. Но это все и волшебно, и сказочно, и похоже на сновидение и невероятно смешно, точно так, как это у Шекспира!
Блестящая постановка этой же пьесы была не так давно показана у нас в Александринке труппой лондонского шекспировского театра «Глобус». Это все настоящее — текст, декорации, костюмы. Они одновременно из шекспировской эпохи и очень стильные, фактурные, как и игра актеров, и вся постановка. Им не нужно было ничего менять, ничего переделывать, они просто создали шедевр.
Кстати, в «Авроре» время от времени можно увидеть в записи другую шедевральную постановку театра «Глобус» — комедию «Двенадцатая ночь». Костюмы там не просто шекспировской эпохи, они еще и несут феноменальную философскую нагрузку. Например, платье Оливии почти во всех деталях повторяет туалет Королевы Елизаветы на одном из ее портретов. Костюмы близнецов сразу вызывают в памяти портрет одного из возможных претендентов на роль загадочного мистера W.H., о котором шла речь выше. И тут открываются новые, дополнительные подтексты и смыслы. Кроме того, в этой постановке, где занят известный всем (кстати, и по роли самого Уайльда в одноименном фильме) Стивен Фрай, все роли исполняют мужчины. С одной стороны — это верность шекспировскому театру, где ко времени этой пьесы женщины еще практически не допускались на подмостки. С другой стороны, в таком радикальном подходе была некая постмодернистская игра с Шекспиром, и при полном сохранении текста, при историчности костюма возникал ироничный современный подтекст. Но все это делается на высоком профессиональном уровне, людьми, которые прекрасно ориентируются в шекспировском контексте.
Есть примеры и осовремененного Шекспира. Я не буду говорить о крайне неудачных попытках. Скажу два слова о постановке «Гамлета» Майкла Алмерейда. Действие трагедии перенесено в Нью-Йорк, отель Эльсинор, в 2000 год. Режиссер удивительно тонко работает с фактурой, там нет никакой фальши, и «старомодный» шекспировский текст звучит органично, как ироничная цитата из классики в пространстве современных корпораций, автомобилей, бассейнов и так далее. Режиссер находит поразительные визуальные метафоры для раскрытия глубинного смысла произведения.
Или можно вспомнить «Макбета» Акира Куросавы. Там вообще все в Японии, леди Макбет в кимоно, имена у них у всех японские — но это Шекспир в чистом виде. Сейчас, кстати только что вышел фильм «Макбет» с Фасбендером в главной роли. Это очень интересная, фактурная работа, во многом строящаяся на крупных планах лиц актеров. Костюмы опять же одновременно шекспировские и очень стильные.
Я смотрела «Макбета» в Нью-Йорке с Патриком Стюартом в главной роли. У них там действие было перенесено во времена Второй мировой войны, мелькали намеки на Россию и актеры время от времени пели хором «Жди меня, и я вернусь…». Не могу сказать, что это было очень глубокое прочтение пьесы. Я видела и «Гамлета» в Нью-Йорке с Джудом Лоу в главной роли. Опять же, не могу сказать, что что-то интересное или глубокое было в режиссуре.
Недавно смотрела «Гамлета» в Лондоне в исполнении Бенедикта Камбербэнча. Очень интересная постановка, в особенности с точки зрения сценических решений.
Конечно, наиболее глубокий «Гамлет» на мой взгляд — это постановка Козинцева с Иннокентием Смоктуновским. Там бесконечно много визуальных метафор, создающих свой, параллельный текст или вскрывающих широкий пласт подтекста Шекспира.
Насколько идеи Шекспира выдерживают такие метаморфозы? Порой кажется, что используя текст формально, режиссеры создают свой спектакль даже не по мотивам, а под вывеской. Или ценность Шекспира — в возможности адаптации текста к абсолютно любым нуждам и смыслам?
Ценность Шекспира во всем. Главное в том, что в нем сокрыто действительно бесконечные возможности прочтений. И думаю, каждый раз, новый постановщик надеется сказать нечто новое. Что же касается «адаптации к разным смыслам» — об этом очень хорошо сказано в фильме «Мефисто» по роману Клауса Манна, где показано, как Шекспир «подминается» под определенную жесткую идеологию. Но, вообще, по-моему, в постановке всегда главное — избежать поверхностности, умение вчитаться в текст. Питер Брук в своей книге «Пустое пространство» пишет: «Мне советуют ставить, как написано. А как написано?». Вот это, я думаю, очень важный вопрос — а как написано? Вот так и надо ставить, поняв, что и как написано.
Вы читали лекцию к 450-летию поэта в Центре Британской книги, где говорили о «шекспировском вопросе». Возможно, это банально, но я должен его задать: так был Шекспир или нет?
Да, это такая детективная история, растянувшаяся на века. И споры, расследования идут до сих пор. Очень уж трудно поверить, что простой уроженец провинциального городка, получивший далеко не самое лучшее образование, не бывавший в других странах, мог так блестяще путешествовать в своих творениях во времени, в истории — в Италию, в Данию, в далекие несуществующие страны. Отсюда и возникали разные теории. Мне представляется теория графа Рэтленда самой интересной и убедительной по многим пунктам. Но при всей увлекательности этой интриги, я, все же, верю в Шекспира. А больше всего в сами произведения, которые без сомнения, написаны гением!