Не секрет, что в настоящий момент в мире искусства наблюдается глубокий кризис. Проблемы соотношения формы и содержания, оригинальности и приверженности признанных школ живописи постоянно встречаются на пути современных людей творчества. Своё мнение о предназначении живописи и социальной роли истинного художника выразил член профессионального союза художников России, член академии русской словесности и изящных искусств имени Г.Р. Державина, участник 108 выставок Алексаей Дадашев.
— Когда Вы впервые поняли, что хотите заниматься живописью?
— С детства испытывал тягу к искусству. С третьего класса я стал рисовать самостоятельно: все играли в футбол, а я сидел за листом бумаги. Но жизнь расставляет свои позиции. Может быть, поспособствовали гены. Мой дед был архитектором, и я тоже пошёл в архитектуру. Закончил архитектурный факультет.
— Каким образом учёба на архитектора отразилась на Вашем видении мира как художника?
— Архитектура даёт большой кругозор. Задача архитектора – создать здание или даже спроектировать целый город. Появляется желание создать что-то прекрасное, что-то идеальное, но приходит понимание, что идеала нет. Как создать идеальный город? Для этого нужны населяющие его идеальные люди с достойным уровнем культуры, умеющие поддерживать его идиллию. Поэтому, хотим мы или нет, но как социум мы находимся в тесной социальной взаимосвязи: дороги, культурные события: всё это — поток информации. Художник должен пропустить это через себя, чтобы затем перенести на белый холст как квинтэссенцию времени. Фактически главной задачей художника можно назвать отражение новых веяний в жизни общества. Художнику приходится заглядывать в будущее, экстраполировать какие-то тенденции, поэтому он должен смотреть много выставок, знать, что происходит вокруг.
Есть важный момент – культурные традиции. У любого народа без культурных традиций нет фундамента. Если взять древние тысячелетние цивилизации: японскую, китайскую, египетскую, то все они держались на фундаменте культуры. Сейчас новая модель немного нивелирует национальные культурные отличия. Нам пытаются навязать чуждые нашей культуре и историческому прошлому императивы.
Вот, к примеру, критерии искусства: запад пытается навязать нам своё понятие об искусстве, а искусство, хочет того художник или нет, — всё равно отражение реальной жизни. Художник может не осознавать, но он всё равно будет передавать путём красок и композиции свои индивидуальные чувства. А тема созревает всегда в текущем времени и в реальной действительности.
— Каковы, на ваш взгляд основные особенности русского менталитета, исконные ценности и критерии культуры. Что является исконными, а не навязанными ценностями?
— Сейчас вообще понятие «культура» девальвировалось. Гумилёв говорил: «не может быть народ однородным». Есть авангард – пассионарная часть общества, которая думает не только о себе, но и об общества, а есть народные массы.
Сейчас произошёл сильный цивилизационный слом. Я на происходящее смотрю планетарно. Цивилизация дошла в своём развитии до своего предела. Образовался концептуальный интеллектуальный тупик. Я задаю сакраментальный вопрос, обращенный ко всему человечеству: «Ради чего живёт человечество на земле?» Ради чего живёт отдельный человек – ясно.
— Ради чего?
— Квинтэссенция дзен-буддизма – саморазвитие. Ведь жизненный путь человека – постоянное движение вперёд. Если не будешь развиваться, то процесс повернётся в обратную сторону и начнётся деградация: алкоголизм, наркомания, — это саморазрушение как социальной, так и биологической сущности. Йога – полное совершенство, полное владение своим тело. Йог умеет останавливать своё сердце по своему желанию. У меня одна выставка посвящена Николе Столпнику, его тяжёлой судьбе…
Если не знать таких историй, то относишься к стране, в которой проживаешь, с невежественным пренебрежением. Раньше была деревня, патриархальная семья в десять-двенадцать человек. Насколько всё переформатировалось! Многим так надоела урбанистика, что сообщества находят сподвижников, и идут жить в село, организует общину с натуральной пищей, избирают своего депутата. Их община начинает жить полностью обособленно от деструктивной социальной структуры.
Живопись – это иносказание. Знаменитый баснописец Крылов изображал людские пороки в портретах животных. Кто умный, тот поймёт.
— Вы сказали, что цивилизация находится в тупике. Какой вы видите выход из него? Освальд Шпенглер в своём труде «Закат Европы» противопоставил культуру и цивилизацию: чем больше цивилизации с её техническими новшествами и изобретениями, тем меньше культуры. Его предсказания о судьбе человечесвта весьма пессимистичны, а что Вы об этом думаете?
— Область искусства, по моему мнению, должна дать импульс человеку подумать, поразмышлять, почитать, узнать новое. В искусстве содержится несколько пластов информации, вкладываемой на протяжении долгого времени.
Создание тепличных условий ведет к усыплению, торможению развития. Художник должен иметь препятствия для своего самовыражения. Чем сложнее ситуация в обществе, тем больше это развивает искусство. Любые трудности побуждают к действию. Ситуация, в которой оказалось человечество, – сигнал, который толкает на перемены, и, если правильно отреагировать на этот сигнал, это поможет выйти на нужную дорогу. Через тернии – к звёздам!
— Какие стили живописи Вы больше всего любите?
— Я не стили люблю. Я люблю, чтобы в полотне был художественный образ, способный возвысить человека, а не унизить. Наша установка была: «искусство для народа», чтобы народ возвысился. А сейчас, к сожалению, в рыночной системе закреплено торжество обывателя. Обыватель ограничен в эстетическом вкусе. Он говорит: «хочу под голландцев, мне нравится под голландцев, рисуй то, что было в XVII веке». XVII, XVIII, XIX, XX век – четыре века – голландский стиль, голландская эстетика. Это до сих пор превалирует на рынке. За это платят: голландский натюрморт, голландские сюжеты. Но каждый художник должен ставить свою собственную посильную творческую задачу.
— И какую задачу ставите перед собой Вы?
— У меня 300 работ. Сверхзадачу без труда можно найти в названии и содержании картин. Например, работа «Энергия веры». Она обращена к зрителю, она задаёт вопросы: во что вы верите, что для вас добро? В дружбу верите? Картина заставляет задуматься. Эта работа – ответ «Чёрному квадрату» Малевича: я обращаюсь к квинтэссенции сущности человека: «в чём твоя вера»? Или, например, триптих «Время» — работы, дающие временной срез. Американский лозунг – «Время – деньги» — «Time is money!». А у меня «Время и деньги» — отдельно. В супрематической композиции я изобразил запчасти часового механизма с отсылкой к утверждению: «Идущие вместе врозь не ходят». Колёсико сломано – и часы уже не идут. Так и в социуме: сломалось колёсико, и общество разбалансировалось, началось время перемен. У меня была персональная выставка: «Отражение Смоленки». У меня есть картина «Колокол», она посвящена пакту Рериха. Я учился в гимназии Мая, где учились все три Рериха: дед, отец, сын. Там Лихачёв учился. Нить Ариадны, которая идёт из прошлого, и связь сегодняшнего дня с будущим. Надо уметь осознавать и строить этот мост, иначе всё пропадает.
У меня есть картина «Хоровод макроэкономических изменений». Женщина пришла на выставку, говорит: «Что ж вы так… Мне надо, чтоб радость была, чтоб счастье, чтоб восторг, чтоб без негатива, чтоб лечило меня» — это позиция рядового зрителя, он переживает произведения сердцем и душой, и я его понимаю. А головой воспринимать, философствовать широкий зритель не любит. Хотят красочность цвета, яркость, солнечность. Я это по-человечески, конечно, понимаю. Когда человек в депрессивном состоянии, он будет писать депрессивные картины. Но ты не повесишь такую живопись дома, чтобы она угнетала. Это — негатив, которого каждый старается избегать.
— Основная задача искусства – дарить человеку наслаждение и приятные эстетические переживания, либо открывать глаза на действительность?
— И то, и другое. Искусство многогранно. Разные художники находятся на разных ступенях развития. Творческий процесс – это осознание своей природы и процессов, которые происходят вокруг. Социум, в котором находишься, человеческие проблемы – вот это уже философия. Часто художник немного тормозится на уровне эстетических пристрастий. Такое восприятие уже ближе к дизайну. Многие люди искусства сейчас уходят в дизайн. Мы немного запутались.
Квинтэссенция искусства – это синтез формы и содержания. Без содержания остается лишь декоративней орнамент, который ничего не значит.
На западе придумали тренд – постоянно создавать что-то новое любыми средствами. В 40-х годах было принято решение монополизировать весь рынок искусства. Наркотиками торговать сложно, оружием – проблематично. А искусством – легко. Там миллиарды крутятся. То, что мы наблюдаем не искусство, а коммерческая деятельность. Это закрытый клуб, где вершится «игра в искусство»… На западе мы наблюдаем профанацию искусства, где создаются не творения, а бренды.
— В мире, где коммерция выходит на первый план, как пробиться настоящему таланту, не потерявшись в толпе художников, которые себя агрессивно проталкивают?
— К сожалению, сейчас Петербург кое в чём отстаёт от Москвы лет на тридцать. Например, в сентябре в Москве состоится Международный смотр отечественных и западных галерей. Московское правительство даёт возможность проводить ежегодные смотры художников. Без них почти невозможно найти информацию о ситуации в мире искусства. В Петербурге есть только разрозненные выставки. Вот, кстати, сейчас одна из них проходит в галерее на Васильевском острове на 9-й линии. Там всё держится на подвижнике от искусства, молодой девушке. Она проводила в прошлом году ярмарку на Смоленке в Бизнес-центре. И сейчас есть договорённость на 13 — 18 ноября по поводу большого павильона в «ЛенЭкпо» — «Экспо-Арт СПб-2015». Его площадь — 5000 квадратных метров. Там будет скульптура, живопись, графика, разделенные по разделам. Я собираюсь в ней участвовать. Художник должен себя позиционировать, участвуя в выставках.
К сожалению, у нас сейчас нет печатных изданий, освещающих подобные мероприятия. Один художник выпускал за свои средства журнал «Мансарда» целый год, но появились проблемы с распространениям. Пока что держится на плаву афиша «Зеркало Петербурга», где в формате черно-белого четырехстраничного буклета содержится информация о выставках, о театральных событиях. Выходит, что на данный момент в северной столице нет издания, освещающего ее культурную жизнь.
Петербург славился своими традициями. Здесь регулярно проводились салоны. Творчество было почитаемо, и люди разных творческих профессий тянулись к общению друг с другом. В современном же обществе поэты находятся отдельно, музыканты – отдельно, писатели – отдельно, художники – отдельно. Чем больше общество, тем меньше в нём единства. Чем больше людей, тем меньше у них тяга к объединению. Сейчас это сказывается в большой степени.
Интернет – это наркотик, «псевдозамещающий» общение. Молодёжь не умеет по-настоящему общаться. Раньше в гимназиях изучалась риторика, постановка голоса. Была логика для построения речи, для грамотного ведения диспутов и споров. В ходе диспута, имевшего своё рациональное зерно и цель, рождалось решение и вывод. А сейчас разговоры ведутся ни о чём. Понятия о добре и зле невообразимо перемешаны. И фактически невозможно до чего-либо договориться.
— Что именно Вы любите в Петербурге? Что для Вас значит Петербург и, в частности, Васильевский остров.
— Тут аура особая, мистика. Петербург – вообще мистический. Москва совершенно другая. Там ритм другой, люди другие. Вот, например, в Севастополе энергетика солнечная, там много тепла, солнца, и люди совсем другие. Они легко смотрят на мир и легко решают проблемы. А у нас солнечные дни бывают крайне редко. У художников серая палитра.
— Но ведь цветовая палитра Ваших произведений яркая, светлая!
— А я родился в Баку, на юге. Мой отец – военный, и меня куда только не закидывала судьба: бывал и на Сахалине, и во Владивостоке, и в Риге. В 1964 году отца перевели в училище Фрунзе.
— Что Вы больше всего любите на Васильевском острове?
— Я проникся таинством Смоленки. Тема реки так многогранна! Ассоциация с рекой жизни. Вдоль Смоленки раньше были фабрики: меховая, скорняжная; баржи стояли; Смоленка была насыщенной жизнью транспортной магистралью. Раньше здесь брали воду, стирали. — столько всего! А сейчас мы смотрим отстранённым взглядом. Мы оторваны от истории.
— То есть для Вас Смоленка – напоминание об истоках.
— Да. Она – часть старого Васильевского острова, где особая аура. На мой взгляд, Васильевский остров – остров искусств. Здесь находятся: Академия художеств, два частных музея: «Новый музей», «Эрарта»; Галерея «DiDi», «Арт-муза», молодой лофт Кима, 6. Чтобы в полной мере прочувствовать дух Васильевского острова, надо знать историю. На 1-ой линии когда-то был первый Ботанический сад… Сам Пётр I на стрелке Васильевского острова хотел возвести собор Андрея Первозванного, но не успел. Сейчас там стоит биржа. В итоге мы в бирже и оказались!
— Вы в своё время учились на архитектора. Какой у Вас любимый архитектурный стиль?
— Скорее всего конструктивизм. Я по своей натуре – максималист, идеалист. Конструктивные формы, супрематические моменты. Благодаря архитектуре, я понимаю плоскости, объёмы. Если об истоках. Когда я прочитал книгу о Малевиче, то узнал, что он преподавал в ОСЕ – организации советских архитекторов. Он преподавал архитектуру, и отсюда его чисто архитектурные формы: плоскости, пересечения, объёмы. Соратник Малевича – Лазарь Хидекель на нашем курсе преподавал. У меня есть одна работа «Запеваю с Малевичем».
Для понимания произведения нужно знание контекста. К вопросу о «Чёрном квадрате». Малевич был с Матюшиным и Хлебниковым на даче, и они решили сочинить оперу. Матюшин сочинил музыку, разбил гармонию на отдельные звуки, раздробил звукоряд на отдельные звучания. Назывался проект «Победа над солнцем». Малевич создал костюмы, и ему надо было придумать «задник». Что такое победа над солнцем? Был день, и вдруг настала ночь, что произошло? Луна заслонила солнце. «Чёрный квадрат» — символ победы над солнцем. Он рисовал супрематическую композицию. Искусствоведы увидели под увеличением трещины, и оказалось, что «квадрат» состоит из разных красок. Путём долгого поиска он пришёл к этой эстетической форме. А эта эстетическая форма перешла в фарфор, даже в мебель. Он создал новый эстетический тренд. Малевич был энергичный вожаком, комиссаром.
В книгах не написано, за что он два раза сидел в тюрьме. Когда он был на выставке в Германии, его работы принимали на «ура!». В написанной им брошюре я недавно прочитал: «Бог не скинут», Малевич сравнил большевизм с бездушной фабричной машиной, превращающей человека в винтик, когда была борьба с религией. Завистливые художники написали статью: «Монастырь за государственный счёт», и с тех пор начались гонения. Малевич мог защититься и остаться в Германии, но он предпочёл возвратиться в тюрьму. Чтобы защитить семью, своих учеников… Нельзя оторвать художника от его времени. Сейчас каждый дурак может нарисовать квадрат. Но попробуйте нарисовать его без линейки и разноцветными красками!
— Как вы вернулись от архитектуры обратно в живопись?
— Ещё в институте нам преподавали живопись, и меня это затягивало. Архитектура оказалась не востребована обществом. Я проектировал комплекс Академии наук, но проекты, на которые мы потратили больше десяти лет, оказались в мусорный ведре. Примерно с 1975 года у меня появились работы маслом. С 1974 рисовал натюрморты. Потом появился ряд абстракций.
— То есть Вы творите в разных жанрах? Я прочитала, что основная тема Ваших картин – символизм-трансреализм. Расскажите подробней об этом направлении.
— Есть словарь символики. Образ имеет свою драматургию, имеется несколько смысловых пластов.
— В Вашей живописи есть символы, которые Вы создали сами, вложили в них свой смысл?
— Я ставлю перед собой творческую задачу, и иногда она меня подталкивает к каким-то новаторским решениям. Я не люблю повторять. Я пытаюсь найти новое. Мне не интересно повторить, допустим, Ван Гога, хотя я могу это сделать, но зачем? Есть фирмы, которые печатают этого Ван Гога толщиной в сантиметр, в рельефе. Народ покупает. Но зачем мне этим заниматься как художнику? Ван Гог достиг своего результата. Я двигаюсь своим сложным путём, новаторским. Даже выставка «День и ночь» на Васильевском острове. Образ ночи иносказателен. Надо знать историю искусств. Гойя написал «Сон разума рождает чудовищ». Если в обществе начинается замутнение, образ ночи не случаен. Предыдущая выставка была «Ночной Петербург». Ночь – это сегодняшнее время. Когда мы спим, мы видим образы, сны, но сознание отключается. А сейчас общество находится в отключке, сознания нет. Многие люди не ощущают времени, происходящего. Их интересует только их подъезд, а что дальше – пусть хоть всё зарастёт. Если преобладают такие настроения, значит, что общество разваливается. И такое отношение, когда ничего не интересует, кроме личного, меня как-то коробит.
— Но в названии Вашей выставки также есть слово «день», многие картины – светлые, яркие, красочные. Значит, наверное, Вы считаете, что есть надежда на рассвет после долгой ночи?
— Я, во-первых, всегда рисую работы в хорошем настроении. Потому что картина – слепок эмоций, она хранит в себе энергетику. Если подойти к холсту в дурном расположении духа, это на подсознательном уровне будет влиять на зрителя. Мои картины довольно оптимистичны, но, чтобы поймать это настроение, мне нужно самонастроиться.
Искусство должно возвышаться над обыденностью. Мы погрязли в этом материальном мире. Основная проблема сегодня – потребительское отношение к искусству. Отсутствует стремление понимать и обдумывать произведения. Люди требуют красивость и сладость. Получается потребительский наезд: «Хочешь продавать картины — вставай в строй обывателей!». Есть художники вне рынка. Их работы не востребованы, потому что основная масса не знает истории искусств и эстетического чутья у них нет, аппарат не развит. Они приходят на выставку и в качестве оценки говорят: «Ой, на бабушку похож!», они мыслят на примитивном уровне; искусство в их понимании примитивизировано до самого нижнего уровня. Раньше было искусство для народа, чтобы его возвысить, а сейчас народ управляет искусством и старается его принизить до своего уровня. Вот это – большая проблема сегодняшнего дня.